Гилва подходит, но Лабиринт вспыхивает огненной стеной.
— Рэндом! Возьмите Паолу.
Опять огненная стена.
— Мне кажется, Лабиринт хочет, чтоб вы прошли его вдвоем, — сообщает Рэндом.
— Я могу опустить Паолу?
Рэндом вопросительно смотрит на Фиону. Та размышляет долгую минуту, потирая пальцами виски.
— Только в центре, — говорит она, все взвесив. — Если Паола коснется узора, одной Паолой станет меньше. Но, человек, проходящий лабиринт, имеет право нести на себе вещи. Одежду, оружие… Живых существ проносить никто не пробовал. Но и запрета явного не было. Боюсь только, что Лабиринт сведет Паолу с ума. Слушай меня, малышка. Не сдавайся и не отчаивайся. Борись. Представь, что ты своими ногами идешь по Лабиринту. Соберись с духом, иначе он тебя сомнет. Помогай Богдану.
Окидываю взглядом предстоящий путь и пересаживаю Паолу себе на шею. На руках мне ее не донести.
— Богдан, прости меня, — плачет Паола. — Я хотела, чтоб ты свободный стал, чтоб они не смогли тебя принудить.
— Перестань на меня капать горючими слезами. Вот жизнь! Так и знал, что ты на мне ездить будешь!
Что ни говори, а данные у меня были неплохие. Жизнь на свежем воздухе, месяц упорных тренировок. Да и Паола не так много весит. Первые несколько шагов считал, что пройду этот Лабиринт без особых усилий.
Я ошибался.
Лабиринт автоматически подбирает усилие сопротивления под возможности человека. Мне он выдал по полной программе. За двоих. Видимо, хотел высосать меня до донышка и убить на последних шагах. Уже после первой Вуали у меня дрожали колени. Я почувствовал настрой Лабиринта. Да, Лабиринт Корвина тоже выматывает. Но он «смотрит» на тебя с дружественной иронией. Этот Лабиринт жесток. Он холоден как океанские глубины и обозлен на людей. Почему так — не знаю.
Я шел ослепленный, мокрый как мышь, на подгибающихся ногах. Искры взлетали выше головы и жалили щеки. С каждым шагом он разбивал мою сущность на тысячи кусков и собирал вновь. С каждым шагом я должен был осознать, кто я и где я, набраться мужества и сделать следующий шаг.
А потом моя сущность и сущность Паолы начали объединяться и перемешиваться. С каждым шагом мы сливались в одно существо и распадались на два. Страшней ничего не может быть. Делать шаг, чтобы потерять половину себя… Зачем его делать — этот шаг?.. Я увидел тот самый трехмерный граф, о котором говорила Гилва. И на следующем шаге Паола увидела его в моих воспоминаниях. И пришла в ужас. Как я боялся сделать очередной шаг…
— Не сейчас… Этим займемся потом, — сказала мне Паола. Она уже взяла себя в руки. Славная моя.
Одолев две трети Лабиринта, я спекся. Уже не соображал, что делаю. Пот щипал глаза, губы хватали воздух, которого было слишком мало, сердце стучало в груди отбойным молотком. Меня вела Паола. Шептала, уговаривала, кричала, била по щекам и натирала уши. И я, отзываясь на ее мольбы и приказы, делал очередной шаг. Десятки слов на каждый шаг — так мне казалось.
Лабиринт все рассчитал точно. Я должен был упасть метрах в пяти от площадки. Не знаю, пробовал ли кто преодолевать последние метры ползком, но для Паолы это верная смерть. Лабиринт ошибся только в одном. Ему не следовало столько раз сливать наши сущности.
— Биофорсаж! — скомандовала Паола. — Вперед шагом марш! — и я прошел последние метры строевым шагом, как на плацу.
— Стой! — скомандовала Паола. — Осторожно сними меня. Сядь на пол. Умница. Теперь ложись. Положи голову мне на колени… ПРИДИ В СЕБЯ!
Я слабо дернулся и отрубился.
Открываю глаза — восхитительная картина. Надо мной два упругих полушария с черными виноградинами сосков. Черные — это из-за синего освещения. На самом деле они восхитительного цвета. Протягиваю руку, чтоб пощупать это чудо, но мою руку отбрасывает сердитая ладошка.
— Нашел время! Гилве плохо!
Приподнимаю голову, смотрю на суету людей. Гилва снова лежит на раскладушке, Бенедикт и Фиона на коленях стоят у изголовья. Фиона делает руками пассы. Сдаю козырь Рэндома.
— Что с Гилвой?
— Не понимаю. Фиона говорит, похоже на нервное истощение. Впрочем, она уже приходит в себя.
Прерываю контакт, сдаю козырь Гилвы. Контакт устанавливается мгновенно. Но, похоже, здесь я лишний. Бенедикт держит за руку деву Хаоса, и глаза у него как у побитой собаки. Замечает меня, смущается, но руку Гилвы не выпускает.
— Как ты?
— Не беспокойся, Повелитель. Со мной все в порядке. В полном порядке. Вернула долг.
— Какой долг?
— Поделилась с Паолой жизненной энергией. Когда ты меня по горлу полоснул, она со мной делилась. Сейчас я вернула. Терпеть не могу в долг жить.
— Где мы? — испуганно озирается Паола. Присаживаюсь на корточки и рассматриваю черное пятно. Оно не очень широкое, но пересекает две голубые дорожки.
— На полюсе мира. Перед тобой — Лабиринт. Первозданный Лабиринт Порядка. Нарисованный кровью Дворкина. Он есть Дворкин, и Дворкин есть он.
— Кровью? — возмущается кто-то за моей спиной. — Ох уж мне эти переписчики! Лабиринт сотворен болью и кровью моей души — вот как было в оригинале. Все остальное — энтропия информации.
Паола падает на колени перед горбатым старичком и пытается поцеловать его руку.
— А ты, Богдан, в душе художник, — говорит Дворкин, поворачивая ее голову за подбородок. — Пришли узнать про Истинный Терминал? Торопитесь, ох, торопитесь. Ну воплотишь ты ее. Что получишь? Несмышленыша бестолкового. Нет, парень, рано ее в мир выводить.
— Я пришел посмотреть, сильно ли поврежден Лабиринт.
— А не за Истинным Терминалом? Парень, ты меня огорчаешь. Целый месяц… Хотя, с такой кобылкой… Эх, будь я помоложе… — старичок мелко захихикал, теряя облик, превращаясь во что-то рогатое, хвостатое. Однорогое!!! Черный единорог!